Ледовый барьер - Страница 9

Палмер Ллойд внимательно посмотрел на человека, который вошёл к нему в офис. Загорелое лицо не выражало ничего, а в руках не было даже портфеля. За годы своей долгой и успешной карьеры Ллойд понял, что самые первые впечатления о человеке, если быть достаточно внимательным, говорят многое. В глаза бросались коротко стриженые коричневые волосы, квадратная челюсть и тонкие губы. На первый взгляд мужчина казался непроницаемым, словно Сфинкс. Ничего отличительного в его чертах, совершенно бесстрастное лицо. Даже серые глаза — скрытные, внимательные и спокойные. Всё в этом человеке казалось обыкновенным: обычный вес, обычное телосложение. Он выглядел хорошо, но был не слишком уж статен. Хорошо одет, но не франт. Единственное, что его отличает, подумал Ллойд, — манера передвигаться. Туфли не издают звуков при ходьбе по полу, одежда не шуршит, руки и ноги двигаются сквозь воздух невесомо и легко. Он крался по комнате, как олень по лесу.

И, конечно, не было ничего обычного в его резюме.

— Господин Глинн, — сказал Ллойд, делая к нему несколько шагов. — Спасибо, что пришли.

Глинн молча кивнул и принял протянутую ему руку. Его рукопожатие оказалось не слишком долгим и не слишком коротким, не лёгким, но и не как у ломающего кости мачо. Ллойд чувствовал себя несколько смущённым: ему было сложно составить то, самое ценное, первое впечатление. Он махнул рукой в направлении окна, к протянувшемся вдаль наполовину законченным структурам.

— Итак. Что вы думаете о моём музее?

— Он большой, — без тени улыбки ответил Глинн.

Ллойд засмеялся.

— Настоящий Колосс среди музеев естественной истории. Или будет им вскоре — когда фонды вырастут в три раза.

— Забавно, что вы решили разместить его здесь, в сотне миль от города.

— Высокомерие чувствуется, а? На самом деле, я делаю одолжение Нью-Йоркскому Музею естественной истории. Если бы наш развернулся в городе, они не выдержали бы конкуренции и обанкротились через месяц. Но поскольку у нас всё самое большое и самое лучшее, вскоре им останется лишь обслуживать группы школьников, — сказал Ллойд и хихикнул. — Пойдёмте, Сэм МакФарлэйн уже ждёт. По пути сделаем тур по музею.

— Сэм МакФарлэйн?

— Он мой эксперт по метеоритам. Ну… скажем так, наполовину мой. Над этим предстоит поработать. Но солнце ещё высоко.

Ллойд взял Глинна за локоть — материал хорошо скроенного, тёмного костюма анонимного дизайнера оказался лучше, чем можно было ожидать — и провёл его на выход, через приёмную, вниз по полукруглой лестнице из гранита и полированного мрамора, а затем по длинному коридору, к Хрустальному дворцу. Здесь шум был намного сильнее, и звуки их шагов перемежались с криками, ровными ударами забиваемых гвоздей и стуком отбойных молотков.

С плохо скрываемым энтузиазмом Ллойд то и дело показывал достопримечательности во время прогулки.

— Это зал алмазов, вот тут, — сказал он, махнув рукой в направлении большой подземной комнаты, окружённой ореолом фиолетового света. — Мы обнаружили, что на этой стороне холма когда-то велись раскопки, поэтому продолжили копать и сделали выставку в абсолютно естественных условиях. Это единственный в мире зал, который целиком посвящен бриллиантам — никакой другой музей такого не имеет. Поскольку у нас три самых больших в мире образца, идея имеет смысл. Должно быть, вы слышали о том, как мы успели урвать Голубой Мандарин у «Де Бирс», опередив японцев?

Он зло засмеялся при этом воспоминании.

— Я читаю газеты, — сухо ответил Глинн.

— А вот здесь, — продолжил Ллойд, оживляясь ещё больше, — будет Галерея вымерших животных. Странствующий голубь, птичка додо с Галапагоса, даже мамонт, извлечённый из сибирских льдов — до сих пор замечательно сохранившийся. Представляете, в пасти даже сохранились лютики — остатки его последнего обеда.

— О мамонте я тоже читал, — сказал Глинн. — Я правильно помню, что после вашей покупки в Сибири произошло несколько перестрелок?

Несмотря на резкость вопроса, тон Глинна был мягок, без малейшего намёка на порицание. Ллойд ответил без промедления:

— Вы будете удивлены, господин Глинн, как легко расстаются страны со своим так называемым культурным наследием, когда в дело вступают большие деньги. Сейчас поясню, что я имею в виду.

Он провёл посетителя вперёд, через недостроенную арку, по бокам которой стояли два человека в строительных касках. Они прошли в полутёмный зал, который протянулся на сотню ярдов. Ллойд остановился, чтобы включить свет, а затем с ухмылкой повернулся.

Перед ними протянулась затвердевшая поверхность, похожая на засохшую грязь. По ней шли два ряда небольших отпечатков ног, как если бы человек прошёл в зале, когда цемент на полу ещё не затвердел.

— Отпечатки ног Лаетоли, — благоговейно сказал Ллойд.

Глинн промолчал.

— Самые старые следы человека, когда-либо найденные. Только подумайте об этом: три с половиной миллиона лет назад наши первые двуногие предки оставили эти следы, когда шли по слою влажного вулканического пепла. Следы уникальны. Никто не знал, что Australopithecus afarensis были прямоходящими — до тех пор, пока не нашли это. Отпечатки этих ног — самое раннее свидетельство человечества, господин Глинн!

— Институту культурного наследия Гетти, наверное, был бы интересно узнать об этом приобретении, — сказал Глинн.

Ллойд очень внимательно посмотрел на спутника. Было чертовски сложно понять, что он за человек.

— Как я погляжу, вы выполнили своё домашнее задание. Институт Гетти хотел оставить их захороненными там, где они были. Как вы думаете, надолго бы они остались на том самом месте, учитывая, что дело было в Танзании? — Сказал он и покачал головой. — Гетти заплатили один миллион долларов за то, чтобы поддерживать следы в том же состоянии. Я заплатил двадцать миллионов, чтобы привезти их сюда — где учёные и бесчисленные посетители могут получить от этого пользу.