У него разболелась голова от внезапных поворотов судьбы и резких смен настроения, от невыносимого напряжения последних двенадцати часов. Озлобленность, унижение, триумф, ужас. Ллойд бросил взгляд на часы на переборке, затем на лица офицеров мостика. Ховелл, с неподвижным лицом. Бриттон, без выражения поглядывающая поочерёдно то на экран радара, то на монитор GPS. Бэнкс, словно встроенный в дверь радиокомнаты. Ллойду хотелось вытрясти из них хоть какие-нибудь ответы. Но они уже рассказали ему всё, что знают. У них около двух часов, прежде чем «Рольвааг» окажется в пределах досягаемости орудий эсминца.
Ллойд чувствовал, как его душит ярость. Во всём виноват Глинн и его самоуверенная заносчивость: он изучал варианты так долго, что поверил, что не может потерпеть неудачу. Как кто-то однажды сказал: "Долго думай — ошибёшься". Если бы ему дали позвонить влиятельным людям, они не оказались бы беспомощными, подобно мыши, ждущей приближения кота.
Открылась дверь, и на мостик поднялся Глинн.
— Добрый день, капитан, — беззаботно сказал он.
Эта беззаботность, больше чем что-либо остальное, окончательно вывела Ллойда из себя.
— Будь ты проклят, Глинн, — сказал он. — Где тебя только черти носят?
Взгляд Глинна упал на Ллойда.
— Я изучал досье на Валленара. Теперь я знаю, что им движет.
— Чёрт, да какая разница! Он тот, кто движет нас, прямо к Антарктиде.
— Тиммер был сыном Валленара.
Ллойд резко остановился.
— Тиммер? — Спросил он в замешательстве.
— Офицер связи Валленара. Тот самый, который был убит метеоритом.
— Но это же абсурд. Насколько я слышал, у Тиммера были светлые волосы и голубые глаза?
— Он сын Валленара от любовницы, немки.
— Это ещё одно предположение, или у тебя есть свидетельства?
— Нет никаких данных о сыне, но это — единственное объяснение. Именно поэтому он так страстно хотел получить Тиммера обратно, когда я его навестил. И именно потому он изначально воздерживался от нападения на «Рольвааг»: я сказал ему, что Тиммер сидит на гауптвахте. Но как только мы отплыли от острова, он понял, что Тиммер мёртв. Полагаю, Валленар уверен, что его убили мы. И поэтому он преследует нас в международных водах. И вот из-за чего он никогда не откажется от преследования, пока не умрёт. Или пока не умрём мы.
Приступ ярости миновал. Ллойд почувствовал себя опустошённым, выдохшимся. Сейчас гнев бесполезен.
— И как же, помоги нам Бог, этот психологическая догадка нам поможет? — Сдержанным тоном спросил он.
Вместо того, чтобы ответить, Глинн снова посмотрел на Бриттон.
— На каком мы расстоянии от Ледового Барьера?
— Он в семидесяти семи морских милях к югу от нас.
— На радаре виден лёд?
— Господин Ховелл? — Повернувшись, спросила Бриттон.
— Есть дрейфующий лёд в десяти милях. Несколько гроулеров. У самого Барьера дальний радар показывает наличие массивного ледяного острова. На самом деле, это два ледяных острова — похоже, один остров раскололся на две части.
— Направление?
— Один-девять-один.
— Я бы предложил направиться в ту сторону. Сделайте очень медленный поворот. Если Валленар не сразу заметит, что мы сменили курс, мы можем выиграть милю-две, — сказал Глинн.
Ховелл вопросительно посмотрел на Бриттон.
— Господин Глинн, — ответила та. — Это просто самоубийство — заводить такое огромное судно за Ледовый Барьер. Особенно в такую погоду.
— На то есть причины, — ответил Глинн.
— Может, поделишься с нами? — Спросил Ллойд. — Или ты опять собираешься оставить нас в неведении? Быть может, здесь у нас родится какое-нибудь независимое решение.
Глинн поочерёдно посмотрел на Ллойда, на Бриттон, а затем на Ховелла.
— Ну что же, — сказал он после секундного раздумья. — У нас остались всего два варианта: повернуть в сторону и попытаться убежать от эсминца, или продолжать идти прежним курсом и попытаться уйти от эсминца за Ледовый Барьер. Первый вариант упирается в практически стопроцентный провал. Второй упирается в провал с несколько меньшей вероятностью. К тому же у второго варианта есть ещё одно преимущество: таким образом мы заставляем эсминец идти поперёк волн.
— А что это за барьер такой, ледовый? — Спросил Ллойд.
— Так называется то место, где холодные воды морей Антарктиды сталкиваются с более тёплыми северными водами Атлантического и Тихого океанов. Океанографы называют это Антарктической Конвергенцией. Там бывают непроницаемые туманы и, конечно, очень опасные льды.
— Ты предлагаешь вести «Рольвааг» в туман и льды? Это и правда похоже на самоубийство.
— Что нам сейчас нужно, так это скрыться от преследования, нам нужно на достаточно долгое время потерять эсминец из виду и лечь на курс, который отведёт нас прочь. В темноте, во льдах и тумане, мы можем просто убежать.
— А ещё мы можем просто пойти ко дну.
— Вероятность налететь на айсберг меньше вероятности быть потопленным эсминцем.
— А что, если там не окажется тумана? — Спросил Ховелл.
— Тогда у нас возникнет серьёзная проблема.
Наступило долгое молчание. И затем Бриттон сказала:
— Господин Ховелл, изменяйте курс на один-девять-ноль. Поворачивайте медленно.
Первый помощник едва заметно помедлил, а затем чётким голосом подал команду рулевому. Но глаза Ховелла, не отрываясь, смотрели прямо в глаза Глинну.
МакФарлэйн резко откинулся на неудобном пластиковом стуле, вздыхая и потирая глаза. Рядом сидела Рашель, щёлкая арахис и нисколько не заботясь о скорлупе, что падала на металлический настил каюты наблюдения. Единственным источником света в помещении служил единственный монитор, который висел перед ними высоко на переборке.